Магия лжи - Страница 2

— Обычная мусульманская страна со своим диктатором, — улыбнулся Дронго, — ничего отличного от других республик Средней Азии. Может, только культ был немного смешным. Я читал его опусы. Покойный Туркменбаши всерьез уверял, что колесо и телегу изобрели туркмены, и вообще туркмены являются прародителями более чем семидесяти народов. Такой вот великий народ. А потом он своим указом закрыл оперу, балет и цирк, пояснив, что туркменам не нужны эти виды искусства, упразднил творческие союзы и закрыл библиотеки. Как видите, я знаю достаточно о вашей республике.

— Я так и думал, — кивнул Пурлиев, — поэтому и искал такого известного эксперта, как вы. Практически все знакомые прокуроры и следователи уже здесь, в Москве, уверяли меня, что вы самый лучший сыщик.

— Давайте более конкретно, — предложил Дронго.

— Конечно. Вам будет гораздо легче понять, что именно происходит с нашей семьей. В последние несколько месяцев я чувствую, что за мной следят. Видимо, новый «Вождь» решил послать сюда своих агентов, чтобы выкрасть меня или членов моей семьи и попытаться вернуть обратно в Ашхабад. Я даже думаю, что речь идет не столько обо мне, сколько о моих жене и дочери. Меня взять живым им не удастся, а вот если они возьмут кого-то из членов моей семьи, мне придется вернуться. Если вы помните, в Ашхабад добровольно вернулся бывший министр иностранных дел Борис Шихмурадов. Говорили, что в заложниках у власти были его близкие люди. И когда он появился, сразу состоялся публичный процесс в стиле тридцатых годов. На нем бывший министр иностранных дел «признавался» во всех несуществующих грехах. Говорил, что мы действительно преступная группа, и в нас нет ничего человеческого. В общем, эти мерзавцы заставили его исполнить свою роль до конца, — жестко добавил Пурлиев.

— А вы ничего подобного не делали и пострадали случайно? — пытаясь избежать сарказма, произнес Дронго.

— Полагаю, что да. Ни в каких заговорах я не замешан. Ни в каких антиправительственных кампаниях не участвовал. Я был близок к некоторым министрам, и это меня погубило. Десять лет назад мне было только тридцать пять, и я считался одним из самых перспективных политиков в нашей стране. Но меня всего лишили — дома, работы, родителей — и выкинули из страны без ничего.

— И где вы обитаете в Москве?

— В Жуковке. Мы купили там небольшую дачу.

— Понятно. И вы считаете себя несправедливо обиженным, за которым сейчас идет охота туркменских спецслужб?

— Да, — кивнул Пурлиев, — поэтому пришел к вам просить о помощи. Сейчас понимаю, что нужно было действительно бороться с этим преступным режимом. Это был просто перевернутый мир. И мы молчали, никак не протестуя, — с нарастающим ожесточением добавил он.

— И теперь вы стали оппозиционером, — не скрывая иронии, заметил Дронго.

— И непримиримым, — подтвердил Пурлиев, не обращая внимания на сарказм своего собеседника. — Уже здесь, в Москве, я осознал, в чем именно состоит мой долг. Мы будем бороться до конца с этим преступным режимом. Теперь дети в школах изучают не дебильные тексты бывшего диктатора, а опус нынешнего президента «К новым высотам прогресса». Все повторяется по кругу.

— И в случае с оппозиционерами тоже, — неожиданно согласился Дронго. — Дело в том, что я встречал много подобных оппозиционеров из бывших чиновников и функционеров, которые становились непримиримыми оппонентами действующей власти, как только их лишали занимаемых постов и соответственно денежных доходов. Так происходит во многих республиках бывшего Союза. Пока чиновник или депутат у власти, он клянется в верности существующему режиму и президенту. Какие только слова он не готов говорить в адрес правителя, какие заявления в своей верноподданности делать. Но как только его лишают этой власти и бюджетной кормушки, откуда он черпает свои неправедные доходы, он сразу переходит в оппозицию. Вы не можете себе представить, сколько бывших министров и депутатов я знаю, которые «прозревают», лишившись своих постов, и сразу начинают говорить о демократии и справедливости. Причем чем больше они получили на прежней должности, тем сильнее их досада и разочарование и с тем большей яростью они готовы драться за свои утраченные привилегии и деньги. Вам не кажется, что у вас похожий случай?

— Почему вы так решили? — нахмурился Пурлиев.

— Посмотрите на свои часы. Это ведь «Вашерон Констант». Такая модель стоит около сорока тысяч евро. И еще вы живете в Жуковке, на небольшой даче, как вы сказали. Любая недвижимость в этом поселке начинается с миллиона долларов. Сколько стоит ваш участок? Два, три, пять миллионов?

— Я бизнесмен, — возразил Пурлиев, — и у меня хороший бизнес.

— Не сомневаюсь. Учитывая, что десять лет назад вы сбежали в одном костюме, оставив все в Ашхабаде. Когда вы купили свой дом в Жуковке? Только откровенно, иначе я не буду с вами вообще разговаривать. Учтите, что это легко проверить.

— Девять лет назад, — нехотя выдавил Пурлиев.

— Тогда получается, что вы за год заработали деньги на дом в Жуковке, — усмехнулся Дронго. — Значит, вы либо торговали наркотиками, либо получили нефтяную скважину.

— Не нужно меня оскорблять, — возмутился Пурлиев, — я бизнесмен…

— Это я уже слышал. Вы пришли к нам за помощью. Если мы не будем доверять друг другу, то ничего не получится. Вы даже не можете себе представить, сколько известных людей я знаю в Баку, Тбилиси или в Астане, которые, сидя на бюджетных должностях и успешно воруя государственные бюджетные средства, были верными сторонниками правящих кругов. А как только их отстраняли от кормушки, они превращались в борцов с правящими режимами. Человеческая порода неизменна в своих худших проявлениях. Это в данном случае не к вам, это вообще мои рассуждения о подобных «политиках». Вы, очевидно, имели счета за рубежом, о которых не знали в Ашхабаде? Только не отрицайте очевидного, вы ведь были «бизнесменом», еще работая заместителем министра?